Блондинистая голова усердно склонялась над дневником. Мальчик делал попытку скрыть все неуды за день, бритвой стирая размашистые двойки с черных строчек, иногда оттирая остатки ластиком. Скрыть эти оценки удавалось едва ли. Алана этому научила мама, она сама не раз уже так стирала его неудачи, чтобы сын мог избежать неприятностей с отцом.
- Неси дневник! – окрик из соседней комнаты. Громко так, а внутри уже все сворачивается болезненным комком в предвкушении кошмара. Светловолосый мальчишка дернулся, застыл, словно его окатили холодной водой. Тонкие ручки заходили ходуном в попытке дотереть очередную отметку, но случайно, как назло, пальцы не слушались, сдирал отметку так, что это становилось заметно. Не успел. Алан прижимает тонкий дневник к груди и понуро входит в гостиную. Тощий, забитый, с огромными серыми глазами-льдинками, смотрелся очень жалко и заранее виновным за все грехи на этом свете. В комнате, как всегда, витает пелена белесого вонючего дыма от сигарет, по телевизору показывают криминал, на столе стоит пепельница, забитая окурками под отказ. Еще там где-то должна быть куча стеклотары. Отец Алана был заядлым любителем выпить, и именно сейчас, на пьяную голову, ему приспичило проверить дневник нерадивого сынка.
- Ну что, чем порадуешь? – спросил отец с явной издевкой. Алан стоит напротив отца, скрывая ненависть и страх за опущенными ресницами. Он готов плакать, но знает, что лучше не сдаваться до того, как ситуация не обернется в какой-либо исход. Предугадать, что будет дальше, почти невозможно. Все зависит от настроения выпившего мужчины, что называл себя отцом, когда ему это было удобно.
-Вот, - коротко выдавливает мальчик, пожимая хрупкими угловатыми плечами. Он хотел бы сейчас сбежать. В нос ударяет запах перегара, он невольно смотрит на искаженное непонятной усмешкой лицо отца. Руки резко выдергивают дневник, и теперь уже остается только молиться. - Я старался... хорошо чтобы было, – оправдания из уст мальчика звучали нелепо.
- Ах ты, маленький ублюдок! Кто, блять, тебя, сука такая, учил так учиться?! - дневник отлетает куда-то в угол.
- Я учил, - пытается защититься словами Алан, делая шаг назад.
- Ты, блять, совсем охуел! - хлесткий удар по лицу сбивает мальчишку на пол, заставляя замереть, окаменеть, превратиться в сплошное напряжение. Из глаз невольно хлынули слезы, но мальчик взял себя в руки. Алан спрятал горящую скулу и закрыл лицо волосами.
- Сука, кого я воспитываю! - пьяный мужчина, преисполнившийся чувством отцовской ответственности, выдернул ремень из брюк, уверенный в том, что стоит провести воспитательную работу. Алан отполз под стол, но если бы это только могло спасти его.
- Что происходит?! - в комнату ворвалась мать, она вернулась с работы. Женщина испуганно уставилась на представшую картину.
- Ты одурел, ему всего 12, какого черта ты делаешь?
- Съеби на хуй, шлюха! - огрызается разъяренный отец, смотря на женщину красными злыми глазами.
Алан сглатывает плотный комок, вставший в горле, поправляет светлую прядь волос за ухо, вылезает из-под стола. Сколько сил он каждый раз вкладывал в это действие, но всегда ему казалось, что это будет последнее, что он успеет сделать за эту жизнь. Встав между родителями, он смотрит в уставшие испуганные глаза мамы и просит шепотом ее покинуть гостиную.
- Ты же убьешь ребенка, сука ты пьяная! - мать начинает трясти. Все знают, чем закончится разборка, и только Алан в полной мере понимает, что лучшая жертва - это он сам.
- Мам, уйди, я прошу тебя, все будет нормально, я получил неуд, все хорошо, - слова с трудом связываются в предложение, горло давит от обиды.
И она уходит, она боится оборачиваться, но так будет лучше. Так было всегда, она будет ждать за дверью. Каждый раз Кира молится, чтобы не пришлось вызывать скорую. Алан обернулся и пошел за дневником.
- Нет, ты, блять, посмотри на него! - взъелся обуявший от злости отец. Видимо, сегодня он обязан кого-то избить. Алан делает вид, что не видит его, буквально еще пару шагов - и снова сваленный на пол ударом бляшки от ремня по ребрам, закрывает голову, не смея кричать. Следующие моменты он запомнил плохо. Отец схватил сына за шиворот, а потом со всей силы впечатал в дверь затылком, держа бессознательное тело еще некоторое время за горло.
- Эй, ты чего? – опомнился, отдернув руку, мужчина.
- Николь, отпусти его, я прошу тебя, - мамин скулеж прорвался через помутившееся сознание. Алан уже лежал на полу, в ногах у собственного отца, держась за отбитые ребра, и молчал.
- Забирай этого недоноска! - Николь еще раз поддал под ребра мальчишке и пошел по направлению к дивану. Он устал воспитывать, ему нужно спать.
****
- Алан мой маленький, - женщина укачивала избитого ребенка на руках, целуя в светлую макушку.
- Мам... я... - Алан закашлялся. - Люблю тебя, - а в голове: "Я убью его".
- Козлина, ну разве можно так с ребенком?! Алан, мальчик мой, - Кира трепетно обхватила тощенькое личико и заглянула в глаза-льдинки, расплакалась, она видела в них скрытое нежелание жить и боялась, что сын не выдержит натиска.
Два часа покоя. Кира нашла в себе силы сесть за уроки с Аланом, тихонько его накормить, уложить спать, после чего уйти на вторую работу до позднего вечера.
В пять часов вечера тишину и покой нарушил резкий звук удава в дверь. Мальчишка аж подскочил с постели.
- К тебе там друг пришел, выйди, - донесся голос отца. Николь решил, что его сын получил сполна и потому был не зол, а просто груб.
"Слава богам," - подумал Алан и тут же вышел в коридор.
- Привет, Ангел, - улыбнулся кучерявый мальчика выше ростом Алана на пол головы. Это был его друг с нижнего этажа. Он тоже жил не богато, одет, мягко говоря, в обноски, но при этом оставался самым чудесным другом на этой земле.
- Привет... Я сейчас, - Алан пожал руку другу и направился на самое, пожалуй, сложное задание в этом мире.
- Можно я к Симону? - мягко спросил мальчик, так, чтобы не злить, не бесить.
- А ты заслужил? - ухмылка в голосе, грубо брошенная фраза, отец смерил тощего сына презрительным взглядом.
- Пожалуйста, папочка, - это унизительно, но есть шанс, что его отпустят.
- Пиздуй. Я, может, тоже спущусь.
- Спасибо, - Алан вылетел из квартиры, схватив Симона за руку и хлопнув дверью. Он мог не предупреждать мать, потому, что нигде, как у Симона, его искать не приходилось.
- Как твои дела? - спросил беззаботно друг, разглядывая ангелочка, как он называл своего блондинистого друга.
- Да ничего так, живу, - отмахнулся мальчик.
Они поднимались на 16 этаж, потому, что там было их место для общения. Они вместе приручили когда-то голубей и теперь сидели там часами, обсуждая все моменты жизни. Алан никогда не жаловался никому на свою жизнь, но только от Симона скрывать что-либо было сложно, его друг все знал.
- Подними рубашку, - сказал друг, внезапно остановившись.
- Зачем? - Ангел обернулся, встретившись с глазами цвета охры. Теплый и взволнованный взгляд друга не оставлял шансов.
- Опять, да? - Симон развернулся и стал спускаться вниз, на свой этаж.
- Не надо, все нормально, правда, - Алан догнал друга и потянул за руку, пытаясь остановить.
Тот внезапно развернулся и, схватив за край майки, задрал её до подбородка. – Это, по-твоему, нормально, да?.. Надо мазью помазать, я сейчас вернусь, дуй в голубятню, - мягко сказал Симон. Ангел развернулся и пошел к птицам.
*****
- Твой отец опять у нас залипает, - сказал Симон, протягивая тюбик мази против ушибов.
- Спасибо, - Алан снял майку и стал растирать болящие ребра и горло, на котором остались следы захвата. Ему до боли было известно, чем закончится пьянка у Симона дома. Но, в отличие от его семьи, у Симона был старший брат, и их никто никогда не бил, отец тоже пил, но был тихим алкашом.
- Смотри, Задгар... - Симон вышел из тени лестничного пролета, вынося на балкон серо-черного голубя в руках.
- Умрет, - заключил Алан, поглаживая сизую голову голубя. Они еще с раннего детства сюда бегали и дали имена голубям, приручили всех, следили, чтобы коты не разоряли гнезда. Даже похожих голубей различали на глаз. Это был не первый любимец, который заканчивал свою жизнь.
- Наверное, вирус, - сказал Симон, рассматривая глаза птицы. - Неси воду, Ангел.
Алан спустился вниз, найдя бутылку, откупорил, тяжело вздохнул. Сколько раз это повторялось, но каждый раз так сложно сделать то, что должен.
- Мы тоже когда-нибудь так... да? - внезапно спросил блондин Симона, протягивая бутыль. - Как птицы... потом свобода.
- Не говори глупостей, нас никто так не полюбит, чтобы иметь смелость не дать нам мучиться, - Симон вернул бутылку в руки друга. - Сегодня твоя очередь.
Алан молча налил воду в ладони, нежно, с нескрываемой болью, посмотрел на умирающего Задгара, поднес ладони к его клюву, ласково шепнув: - Пей.
На лестничной площадке сгустилась тишина, в эти моменты друзья молчали до самого конца. Ритуал прощания был длительным и неспешным - птицу, которая умирает, обязательно поили водой, взятой из церкви, и давали немного зерна.
Алан достал из кармана измельченные семечки, протянул Задгару, но тот отказался есть, он приоткрывал клюв бесцельно, и, казалось, говорит что-то. Тонкими пальцами ухватив голову птицы, Ангел настойчиво спихнул зерна в клюв и дал еще воды.
Симон кивнул в ответ на вопрошающий взгляд серых глаз. Приняв птицу в свои руки, Алан подошел к краю балкона, теперь он уже держал Задгара только правой рукой, чуть заведя её назад. Ему предстояло бросить его вниз, с шестнадцатого этажа. Симон мягко коснулся плеча Ангела, давая знак. Рука мальчика взметнулась и выбросилась вперед, выпуская из пальцев тело Задрага. Весь этаж наполнил душераздирающий крик Алана, на миг наполнив собой, казалось бы, весь земной мир, угас, отдаваясь жестким эхом от стен. Из глаз хлынули слезы, мальчик сел на бетонный пол и начал биться в истерике, пытаясь вырвать белесые волосы, вцепившись пальцами до побеления костяшек. Симон присел рядом, он тоже плакал, ему было больно. Каждый раз, выбрасывая полуживую птицу, они отрывали от сердца наст безразличия и самообмана. Так они жили и учились любви, состраданию, так они учились заботиться до конца, ценить и отпускать.
- Все, теперь вниз, - сказал Симон, помогая Алану подняться на ноги и уводя его с лестничной площадки. Сегодня птицы не будут есть, день смерти их собрата, день траура для всех. - Как всегда, за гаражами.
- Хорошо, - Алан вытер слезы и пошел домой за курткой.
*****
- Вот и все, Ангел, теперь Задгар в раю, - слабая улыбка друга слегка приободрила. Уже не больно, теперь легко и хорошо обоим. Два ребенка лет 12 стояли над очередным холмиком, присыпанным свежей землей и смотрели в небо, как бы провожая пернатого еще раз.
- Я домой, ладно? - спросил Алан, поежившись от внезапно накатившего холодка из неоткуда.
- Да дождь скоро, - кивнул кучерявый мальчишка, обняв друга за плечи, повел его прочь от места, где они хоронили птиц. – Кстати, сегодня будет гроза, знаешь, я думаю, он услышал нас.
- Будем надеяться, - усмехнулся белобрысый мальчишка, прижавшись щекой к плечу друга. Он почему-то и впрямь верил, что именно сегодня бог услышал его крик и наконец обернулся на его молитвы сердца.
Они побрели по извилистой песчаной дороге вдоль гаражей. Небо тяжелело с каждым мигом и наконец взорвалось первой вспышкой, прогудев раскатистым громом. Две тонкие фигуры удалились от места под жутким летним ливнем, казалось бы, в никуда, в пустоту. Выйдя на проезжую часть, Симон крепче сжал руку Алана, потому, что всегда думал - мальчику хватило бы ума сигануть под машину. Вернувшись по домам, каждый занялся своими делами. Придя домой, Алан не обнаружил дома отца и с облегчением занял место на диване рядом с мамой.
- Сегодня все будет по-другому, - как-то странно, не своим голосом, произнес мальчик, погладив руку матери и сжав её крепко, словно давая понять, что никогда не бросит.
- Хотелось бы, - ответила Кира, грустно взглянув на любимое чадо. Ей тоже, почему-то захотелось перемен, и она, как ни странно, поверила своему сыну на какой-то момент. – Надо только пережить все.